Алексей Волков - Время отмщения [HL]

— Будешь? — Юмис протянул женщине кувшин.

Женщина взяла сосуд и тоже отпила. На ее теле блестели капельки пота. Покрывала на ложе не было, простыня смята, но влюбленные не обращали внимания на подобные мелочи.

Женщина вернула кувшин и потянулась к Юмису за поцелуем. Отказать мужчина не мог. Однако сам поцелуй был легким, больше напоминающим касание.

Красивое личико чуть сморщилось в недовольной гримаске, но недовольство казалось напускным. Женщина тоже была утомлена и пока тоже не хотела чего-нибудь большего.

— Не уходи, Юмис, — попросила она.

— Не могу же я жить здесь, — пожал плечами мужчина. — Вернется из поездки твой отец, и что он скажет, застав здесь постороннего?

— А ты сделай так, чтобы не быть посторонним, — намекнула на иной уровень отношений возлюбленная.

Связывать себя узами законного брака Юмис в ближайшие годы не собирался. Довольно популярный поэт, он ценил в отношениях с противоположным полом волю и не стремился ограничивать себя одной-единственной женщиной. Даже двумя, на что имел право любой, кто придерживается заветов Неназываемого.

Но говорить об этом женщине сразу после бурных ласк Юмису показалось неуместным. Поэтому он просто немного поласкал грудь возлюбленной и вновь потянулся за кувшином.

— Юмис! — ох уж этот голосок! Хорошо хоть, что отношения после и отношения до — вещи совершенно разные, и устоять перед женскими капризами намного легче.

— У меня сегодня еще куча дел, — сообщил Юмис, хотя был свободен, как ветер.

— Ты что, на самом деле хочешь идти со всеми? — с тревогой произнесла женщина.

Есть новости, которые мгновенно становятся известными, даже если ты не выходишь на улицу и не видишь никого постороннего.

— А хоть бы и так! — поэт расправил худощавые плечи. — Ты представляешь, какое вдохновение можно испытать в бою и сколько песен написать о суровых и отважных воинах!

— А если тебя там убьют? — с ноткой неподдельного трагизма произнесла женщина.

— Кто же посмеет убить меня? — не без самодовольства поинтересовался Юмис.

Для самодовольства у него были твердые основания. Начиная с того, что ни в какой военный поход он идти не собирался. Зачем срываться и переть куда-то далеко, когда здесь намного лучше? И по части женщин, и вообще…

Юмис считался лучшим певцом любви, а ведь на войне любовь уступает место иным чувствам. Так зачем же?..

Были-то они здесь, были, а дальше что?

Я разглядываю валяющийся на дороге халат. Больше ничего не видно. Словно одежда сама слетела сюда вниз с одного из склонов и распростерлась на пути неким таинственным знаком.

Халат пробит пулями и пропитан засохшей кровью. Судя по рваным отверстиям, его обладатель явно получил раны, как говорится, несовместимые с жизнью, но самого тела нигде нет. Бойцы исследуют небольшое ущелье. Вдруг где обнаружится небольшая горка камней, прикрывающих свежий труп?

Никаких пещерок или хотя бы козырьков, способных укрыть людей от всевидящих взглядов сверху. В душе нарождается чувство, будто мы пошли по ложному следу, тем более что сказать, как давно валяется здесь окровавленная тряпка, невозможно. Вдруг ее положили сюда задолго до налета на колонну специально, чтобы сбить нас со следа?

Исключить подобное нельзя. Как и то, что духи действительно прошли здесь к какому-то укромному месту. Мог же халат просто соскользнуть, упасть так, что никто не заметил? Теоретически — мог. Хотя на практике в подобное верится с некоторым трудом. Это же не спичечный коробок, с легкостью вываливающийся из дырявого кармана!

Но хуже всего — это вилять из стороны в сторону, и я даю команду двигаться дальше. Ущелье почти сразу заканчивается, выводит нас на небольшое плато. Никого и ничего не видно. Судя по карте, впереди будет еще один мини-каньон, а затем — еще. Но чувство, что мы тянем пустышку, нарастает с каждым шагом.

На ходу вновь пытаюсь вглядеться в карту. В стороне, далеко справа, должна течь небольшая речушка. Не знаю, как кто, но я выбрал бы для отхода этот путь. Хотя бы с водой был, если учесть, что солнце жарит с небес вовсю и во рту такая сушь, будто туда переместился какой-нибудь филиал пустыни.

— Здесь смотрели? — показываю я карту Долгушину.

— Конечно, — кивает он.

Иногда даже небожители спускаются с небес на грешную землю и топчут горные тропы наравне с обычной пехотой. Но система проверена. Хочешь поддержки с воздуха — заведи себе авианаводчика. Или те заводятся сами по мере надобности?

Мы проходим еще с пару километров, преодолеваем очередное небольшое ущелье. Проделанный путь вроде не слишком велик, но это же не равнина! Никаких следов по-прежнему нет. Дело между тем явно идет к вечеру.

Ох, вечер! Вспоминаю девушку с чудным именем Даша. Я же обещал ее проведать ближе к наступлению темноты! Поневоле возникает досада на весь белый свет, однако даже сплюнуть не получается.

Мысли все упрямее обращаются к представительнице науки. Их-то сюда за какие провинности занесло? Умом понимаю, что пользы от ученых гораздо больше, чем от нас, но чувства возмущаются против такого безжалостного вывода. До тех пор, пока здесь обстреливают колонны и по горам шляются банды, женщинам тут делать нечего. Тем более — таким хорошеньким.

Каким образом они добирались до Врат? Пуля или мина не разбирает, военный ты или штатский и с какой целью пожаловал в негостеприимные края. Мы то — иное дело.

Невыносимо тянет обратно в лагерь. С тем же успехом могу помечтать о возвращении на родину или о полете на Луну.

— Наши уходят, — сообщает Долгушин, и «крокодилы» проносятся над нами в последний раз.

Идти дальше той же дорогой бессмысленно. Мне уже ясно, что мы обманулись. Зову к себе офицеров и показываю карту.

— Надо сворачивать. Мне кажется, наиболее вероятное место — вот этот ручей. Туда и пойдем.

Возражений нет. Все уже поняли, что тянем пустышку, зря теряя время. Лишь Бандаев бросает красноречивый взгляд в сторону авианаводчика, словно говоря, не летуны вы, а Сусанины.

Теперь двигаемся в сторону и назад с расчетом выйти к тому месту, где ручеек окажется ближе всего к месту боя. Конечно, насколько это возможно в данных условиях. Прямых путей в горах нет.

А солнце клонится все ниже, и скоро небо украсится звездами, как всегда в горах, яркими и зовущими…

Небольшой костер в ложбинке дарит нам уют. Неподалеку, у других костров, сидят уставшие солдаты. Другие залегли в дозорах, обеспечивая безопасность своих товарищей.

До ручья мы так и не дошли. Искать кого-то в темноте на незнакомой местности — занятие, весьма близкое к безнадежному, и потому рота устроилась на привал до утра.